Микаэлян К. – Тайны мэтра Исабекяна – газ., «Новое время», Е., 17.01.2015

Опубликовано Сен 26, 2015 в Uncategorized_ru

72В декабре в Национальной галерее прошла выставка, посвященная 100-летию со дня рождения замечательного мастера, одного из виднейших армянских мастеров 20 века Эдуарда ИСАБЕКЯНА. Многие его работы являются значительным вкладом в национальное искусство. Многие из них стали знаковыми для нашей культуры. Таким же был и их создатель — темпераментный, красивый человек, ярко выделяющийся в арт-пространстве Армении.
Как только он закончил техникум, сразу включился в художественную жизнь. И так шесть десятилетий. Создал множество произведений, благо всегда был энергичен и спор в работе. Основная профессия — живописец, хотя доводилось делать и иллюстрации и даже оформлять армянский павильон на ВДНХ. Почти двадцать лет Эдуард Исабекян был директором Картинной галереи, а более полувека преподавал в Художественном институте и был любимцем студентов. Он не любил охаивание и переписывание новейшей истории Армении. В оценке достоинств и пороков советских лет, понятно, был малость тенденциозен, но в целом справедлив.
“Да, была идеология, — говорил Исабекян, — но она не помешала создать прекрасные вещи. Я считаю, это был золотой век в армянском искусстве. Решениями ЦК руководствовались те, кто ничего толком не умел делать. Ну висели тематические списки, ну и что? Уверяю, никто конкретно ничего художникам не диктовал. Когда цэковский идеолог был не солдафон, дела шли неплохо. Обходить идеологию можно было всегда. Когда нам в школе не разрешали читать Раффи, мы шли и читали. Когда мы в Картинной галерее создавали древнеармянский отдел, я решил поехать в Карабах посмотреть фрески Хутаванка, чтобы потом сделать копии. Министерство не разрешало категорически. Но я поехал. Жаль, от фресок почти ничего не осталось. Это к тому, что если хочешь что-то сделать, сделаешь, несмотря на запреты”.
Исабекян, конечно, немного лукавил, но правды в его словах было более чем достаточно. У него самого на несколько проходных, идеологически выдержанных вещей приходилось сотни работ, где идеологии нет ни грамма, а есть чистая живопись — и какая! Из Тбилисской академии художеств он вынес блестящее мастерство, которое совершенствовал все последующие годы. Живопись стала главной страстью Исабекяна и отнимала большую часть времени и сил. Значительное место заняла в его творчестве историческая картина. Патриотизм Исабекяна целиком ушел в крупные и значительные работы. Лучшие из них глубоки и красивы, достоверны не мелочными деталями, а верностью духу истории, исторической ситуации.
“В искусстве всякие “измы” — ерунда! — говорил он. — Как только художник начинает думать об очередном “изме”, он связывает себя по рукам и ногам. Все это прошло давным-давно. Полвека назад. Хорошо помню слова маэстро Ерванда Кочара, что подлинное изобретение в искусстве было сделано один раз — это была перспектива, а все остальное было всегда. Я развитие искусства вижу только в совершенствовании. А “измы”, они ведь или умирают, не успев родиться, или очень рано вянут”.
С Исабекяном было интересно, даже когда собеседник совершенно с ним не соглашался. Его взгляды не раздражали, поскольку это был не нигилизм юного выскочки, а огромный жизненный и профессиональный опыт большого мастера. Он имел свою правду в искусстве.
Когда Эдуарда Исабекяна на склоне лет стало подводить зрение, он переживал огромную личную драму. Стал делать замечательные рисунки фломастерами — это было единственное, что он мог себе позволить. Работал на контрастах цвета и резких штрихах. Получались экспрессивные, мощные листы: неприкрыто эротичные женщины, пейзажи, вздыбленные кони, много чего.
Эти работы Исабекяна удивляли многих коллег — при таком-то зрении… “Вся тайна в том, что я умею рисовать, а вы — нет”, — помнится, по-черному шутил мэтр. Умение рисовать — это только часть его художнической тайны. Основная же в том, что умел чувствовать и переживать прочувствованное.
А еще он писал. Художники в массе своей писать не могут, не любят и не хотят. Исабекян лет шестьдесят вел потрясающий дневник, полный редких фактов армянской художественной жизни, а также собственных ощущений и мыслей об искусстве. Кроме этого, его перу принадлежат эссеобразные статьи об особо любимых коллегах, а также острая публицистика. Молчать не мог и не хотел. Считал, что в конечном счете нас погубит безразличие.
А еще он написал главную свою книгу: повесть о городе детства Игдире и об известных событиях. Она читается на одном дыхании, потому что интересна, а язык сочен и образен, как исабекяновская живопись. Одна из последних картин мэтра также была посвящена Игдиру и игдирцам. Он хотел изобразить всех, от Дро до своих близких. Картина большая, с множеством фигур. Она осталась неоконченной…
* * *Исабекян, несомненно, — один из самых известных армянских художников второй половины истекающего века. Он был самоценной личностью. Весь облик его, стать, голос, пышная шевелюра и вулканический темперамент привлекали внимание окружающих. Он был отменный собеседник и очень здорово разбирался в искусстве. Исабекян профессионально не принимал современных течений в искусстве и всякие авангардные штучки, но не потому, что был вредным ретроградом, а потому, что много знал и понимал. А как он оборонял себя, свои принципы! Возмущался, что молодым художникам стали вбивать в голову, что надо забыть рисование, видимо, имея в виду академический рисунок. “Молодые поверили и проиграли. А как великолепно рисовал тот же Пикассо!” — сказал он.
Однажды я спросил Исабекяна, что бы он изобразил, если бы вновь довелось взяться за историческую тему. Он, не моргнув, выпалил “Вон из храма!” В основе будет история царя Папа, изгоняющего обнаглевших царедворцев и жирующих церковников при том, что в стране разруха и нищета. Я бы сделал все с фотографической точностью — Вано, Тер-Иусика и прочую публику изгнал бы без пощады”.72

Leave a Reply

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *